Наученный горьким опытом, Содо понял, что его вранье было слишком открыто. Теперь он был непринужденным, томно вздыхающим, перестающим ерзать. Голосом таким, будто ему все надоело, и он скатывается до капризов, он сдал своих так:
-Ладно, все же насолила мне моя община, в обиде я на нее. А тут хоть за собой их всех унесу, не так страшно будет. В трех километрах от заброшенной автостоянки, той что перевезли на Дим, есть шахта. Думаете, там бродяги руки у горящих баков отогревают? Нет-нет, вы пройдите глубже. Там совсем и не бродяги, даже в костюмах есть. Вот то-то и волки.
Сказал, как отрезал и больше ничего не говорил потом, только ринулся вперед и начал истерику.
-ДОВОЛЬНЫ?! ДОВОЛЬНЫ, МРАЗИ?! Теперь пустите меня на волю!
И истерика его была самой настоящей. Она несла под собой контекст того, что его сломала эта парочка людей, заставила расколоться, раскрыть все карты. А на самом деле она состоялась из-за мучительной боли в ноге. Просто напросто Содо отпустил бурю эмоций, чтобы усилить эффект своего выступления. Ну, на этот раз уж точно вышло натурально.
-И не людоед я никакой, не обзывайте незаслуженно, черти! Шалю я так просто..
Закончив свое бурное выступление глупейшим оправданием, Содо только подкрепил позицию тупого соплячка, продолжив извиваться и реветь, измученным веревками. Салатовые глаза не глядели на обидчиков, занятые только своими переживаниями. И лишь опытный человек, общавшийся с  животными, почувствует этот неприятный скользкий глаз, ждущий момента.

Что, и все? Сдался? Гарм, может, и поверил бы (впрочем, тень сомнений в любом случае была) из желания поскорее с ним покончить, но реакция Барка усилила его подозрительность.
- Жрешь людей - значит, людоед. Хоть салатом человечину заедай, все равно.
Сходить - непременно. Но это значит, что пленник останется живым еще дольше. Черт побери, чертова эта полуволчья стая, чтоб их дьявол драл. Ввязался же. Да, до того, как обнаружить зверя живым, Гарм ходил в Дим убивать волков. Но волков, а не оборотней (хотя кто знает, может, и попадались) - тогда он не знал о таких существах. Теперь, узнав какую-то часть правды, он не хотел убивать перевертышей, он хотел убить именно этого и на том успокоиться. Вернуться к нормальной человеческой жизни, а не бегать с мечом наперевес черт знает где.
Но все же все это было безумно интересно и какой-то своей частью замечательно. Так ли ему, Рагнару, нужна простая жизнь?

-Ты бараном-то меня не называй, кобелина беспородная, у меня еще будет шанс языки-то тебе поотрывать..обещаю.
Прорычал волк и не простил уже эту обиду.
Содо опять рыпнулся, только уже влево.. наконец, кресло, не выдержав желание оборотня разорвать обидчиков на куски, благополучно заваливается на бок. Началось обращение, запредельное, которое он мог бы выдержать сегодня. Волк стерпит болевой шок, а человека уже не станет. Так что, реабилитацию после этого превращения придется проходить в форме зверя. Содо любил волка в себе, но не умел беречь его и тратил его силы на защиту себя - человека. Ведь волку не так дорога его жизнь, как человеку..
С окровавленными и дрожащими лапами животное выскользнуло из веревок, маневрируя телом, словно тюлень, словно лисица в норе. Весь всклокоченный, помятый, оборотень стоял перед людьми и скалил огромные белые зубы. Он весь затрясся от боли, когда оперся на пронзенную капканом лапу. Эти уроды сделали все, чтобы волк не мог быстро бегать и одновременно долго стоять. Он прошел два шага в бок, потом вернулся на место, будто его беспокоило что-то. Мягко говоря, конечно, беспокоило.
При всем желании напасть и откусить кому-нибудь часть трахеи, Содо не мог рисковать, будучи в таком состоянии. Вместо этого он прыгнул на горизонтально лежащее кресло, став задом к стене. Он не сводил глаз с людей, успевая коситься то на Яна, то на Гарма. Волк оборонялся, готовый вложить в удар всю силу, когда кто-либо сунется в его крепость.

Ничего не поотрываешь, сам скоро сдохнешь. Упускать волка живым Гарм не собирался. Готов ждать какое-то время, но оставить его живым - нет. И, черт возьми, как же он достал со своей заносчивостью.
Когда превращение завершилось и оборотень запрыгнул на поваленное кресло, Рагнар встал рядом с Барком, готовый защищать и атаковать - больше все-таки атаковать. В том, что они его одолеют, сомнений быть не могло - во-первых, их двое (правда, один сильно раненый, да и второй тоже с перевязанной рукой), во-вторых, противник у них полудохлый.
Одолеют его - а дальше? Заставить вести туда, где находятся остальные? С одной стороны, он уже все сказал и вряд ли еще раскрыл бы рот по делу, с другой - обратно бы его в человека... Для спокойствия. Вопрос - как?

Содо не пытался открыть пасть, чтобы укусить.. единственной его целью было - завалить и отпихнуть этих людей и, как он уже подозревал, прыгнуть в окно. Осколки - довольно опасная штука, но так хотелось скрыться от этих ненормальных и жестоких людей! Он напрягал мышцы груди и шеи, так что давление пледа не сразу дошло до гортани и трахеи. Как только волк начал испытывать удушье, последовал болезненный и сухой удар ногой в живот, после которого случилось прежде невиданное.. Даже царапину мечом он заметил только после, насколько он был увлечен своей идеей! Но тут перевернулось все, что когда-либо описывало Содоруса.
Оборотень подумал, что Ян настроен серьезно и хочет задушить его, фактически - убить. А что, если они поверили в рассказанное и решили, что Содо уже не так ценен, что в случае провала они поймают другого, поразговорчивее? А что, если он уже не нужен?
Считая, что Содо паниковал ранее, Ян ошибался. Теперь он увидел настоящую панику. После удара по брюху взгляд оборотня стал звериным, а не человеческим. Его глаза с ужасом посмотрели на Яна, потом на Гарма. Взгляд этот описывал не просто страх перед смертью, нет. Это был страх перед человеком, перед его первобытной силой, перед возможностью пользоваться орудиями труда. Это был волчий страх.
Бирюзовая шкура засверкала переливами и кровью, когда оборотень начал метаться и вырываться. Он поджал хвост, запищал, попытался потянуть на себя, чтобы его отпустили, но все было тщетно. Волк задыхался, он открыл пасть, начав обмахивать полость рта широким языком. И вскоре все прекратилось.
Животное замерло, лапы под ним задрожали, а вскоре все тело, истощенное, осело. Он еще держался, не засыпал. Постоянно клонившаяся голова гордо поднималась, а светлые глаза устало и напуганно смотрели на людей. Под подшерстком пронесся страшный холод, оборотень еще раз совершил попытку куда-то отпрянуть. Казалось, что ему хотелось уйти как можно скорее. Пусть хоть на десять сантиметров, но уйти. Уйти из этого дома, из памяти этих людей, из-под ненавистного пледа, причинявшего только боль. Теплое и уютное, некогда любимое произведение рук человеческих, оно жутко испугало оборотня. Он ненавидел простое одеяльце.. больше, чем Яна или Гарма. Он не мог вдохнуть и выдохнуть, не мог.

Гарм ушел выполнять приказ. Пусть то звучало как просьба, но Рагнар все равно относился к фразе Барка как к приказу - эта борьба с оборотнем потянет, пожалуй, на начало военных действий против оборотней (каким бы пафосным это восприятие ни казалось), а во время военных действий нет никаких просьб, есть приказы.
Так вот, Рагнар ушел из комнаты как раз в тот момент, когда Барк начал искать что-то в шкафу и, вернувшись с бинтом, увидел на оборотне конструкцию из ремешков. Гарм усмехнулся про себя, представив реакцию волка, когда тот проснется - рад будет, небось, до чертиков.